"Храня в душе воспоминанья" М.П. Таут Часть 1.
Маргарита Таут (Прихожанка храма) "Храня в душе воспоминанья" Мы все вышли из детства. Все то, что воспринято, прочувствовано, пережито в этом возрасте, составляет основу личности, определяет ее жизнестойкость, степень нравственного и психического здоровья. Люди, выросшие в эмиграции, в частности в Харбине, по общему признанию, отличаются своим менталитетом от типичных представителей советской формации. Дело в наших истоках. В Харбин, русский город на китайской территории, наши деды и отцы, строившие КВЖД и бежавшие от большевиков, привезли с собой бесценный багаж - нравственную атмосферу и понятие духовности, свойственные дореволюционной России. Видимо, промыслом Божьим этому городу было предначертано на более длительный, по сравнению с другими эмигрантскими центрами, срок законсервировать островок дореволюционного быта и русского православного духа. Хочется верить, что суждено это было не только для истории, но чтобы способствовать возрождению на нашей исторической Родине тех ценностей, которые старшие поколения харбинцев вывезли из России и свято берегли. Мои воспоминания детства, я надеюсь, кому-то напомнят, а кому-то помогут понять и почувствовать атмосферу русской Пасхи, как духовного и в то же время житейски щедрого и радостного праздника. Русские православные традиции - неотъемлемая часть нашего душевного мира, нашей "харбинской ауры". Содержание моих стихов на тему праздника оттуда же берет свое начало. * * * Сдержанный благовест великопостный. Остановитесь. Войдите в храм И вдумайтесь, как это в сущности просто: Мне отмщение. Аз воздам. А нам так трудно забыть обиды, Поступки ближних не осудить, И в храме стоять свечой, не с видом, А с сердцем смиренным себе просить, Чтоб праздность, уныние, любоначалие Господь научил нас в себе побеждать, Не придаваться в час горький отчаянью. И все, что судьба ниспошлет,принимать, Помог укрепить нашу хрупкую веру, И в памяти детские чувства храня, Подняться над будничной атмосферой, Под перезвоны пасхального дня! * * * Трепетный огонек лампадки выхватывает из темноты лики икон, играет на серебряных ризах и создает в комнате уютный и торжественный полумрак. Я слежу за огоньком из-за ширмы, отделяющей мою детскую кроватку от той части комнаты, которая служит столовой, и мне кажется, что я ощущаю на себе всевидящие глаза Христа и кроткий взгляд Богородицы. Пытаюсь задуматься над тем, что я не всегда бываю такой, какой, по описанию взрослых, должна быть "хорошая девочка". Однако эти благие мысли тут же вытесняются радостным предвкушением праздника. В полумраке комнаты хорошо различаются его вещественные признаки. На столе, на лучшей в доме скатерти, возвышается кулич с белой глазированной макушкой. Вокруг кулича и рядом с ним в зеленом ежике специально высеянного в плоской посудине овса пестреют нарядные, окрашенные в яркие цвета и затейливо расписанные пасхальные яйца. На дверях и окнах накрахмаленные, вышитые мамиными руками, портьеры, стекла прикрыты свежими белыми раздвижными занавесками. В воздухе стоит неповторимый в повседневности дух куличного теста, который дополняется легким ароматом левкоя, обязательно белого, традиционного украшения пасхального стола. Через неплотно прикрытые створки двери, ведущей через коридор в кухню, доносятся дразнящие аппетит запахи запекаемых в духовке фазанов и свиного окорока, праздничных пирогов. Слышатся шаги, приглушенные голоса бабушки и мамы, заканчивающих последние приготовления, чтобы к двенадцати часам, когда в церкви запоют "Христос воскресе", не осталось никакой работы, кроме сервировки стола. Когда отец и дедушка вернутся от заутрени, хозяйки выйдут им навстречу празднично одетые, и вся семья сядет разговляться. К этому времени обещали разбудить меня. Нарядное платье уже ждет на спинке стула, но от волнения, радостного ожидания, от понимания того, какая это необыкновенная чудесная ночь, я никак не усну. В памяти возникают, сменяя друг друга, разные эпизоды и события, связанные с подготовкой к празднику. Мне нет еще и семи лет, но я уже знаю, какое великое чудо произошло в пасхальную ночь. Великопостными вечерами дед читал мне вслух "Священную историю для детей", В Вербную Субботу меня водили к детской вечерне святить вербу, а в Вербное Воскресенье - к причастию. Я самостоятельно поставила свечку и старательно отстояла литургию (ведь я уже большая), согласившись посидеть только после того, как, запив Святые Дары теплотой, натянула пальто на свое нарядное, впервые к этому случаю надетое, платьице. Все подходили к чаше без верхней одежды, женщины - в шляпках или красивых накидках на голове, девицы - с непокрытыми волосами. Помогавшие мне дед с бабушкой поцеловали и поздравили меня с принятием Святых Тайн. Потом поздравления принимает бабушка, тоже причастница. Прослушав окончание обедни, идем домой по пахнущим весной знакомым улицам. Дедушка любит говеть на Страстной неделе, но бабушке, на которой в связи со слабым здоровьем мамы лежат основные хлопоты по хозяйству, это не удается. Говеть - означает не менее трех дней, а то и целую неделю посещать все вечерние, а по возможности, и утреннюю службы в храме,готовясь к исповеди. Родители выбирали для этого обычно четвертую Крестопоклонную неделю Великого поста, так как любили богослужения с общим коленопреклонением под песнопение "Кресту Твоему поклоняемся, Владыко". Я еще не доросла до исповеди, но взрослые брали меня ко всенощной и объясняли в меру детского понимания смысл этого таинства. Утром и перед сном я должна читать вслух несколько основных молитв. На первой неделе поста меня научили проникновенным словам Ефрема Сирина, которые в свое время вдохновили Пушкина. Когда в семье говели, атмосфера в доме делалась особенной. Все старались быть как можно внимательней друг к другу, воздерживались от раздражения, от упреков. При всей своей необычной живости я старалась, как могла, не приставать к родителям и к своему обожаемому, обычно отдававшему мне все свое время деду. Мои обычные игры, особенно шумные, заменялись серьезным чтением вслух или выполнением вместе со взрослыми каких-нибудь предпраздничных, дел, коих было великое множество, так как полагалось все абсолютно вымыть, вычистить, прибрать к светлому дню. Мне хотелось во всем участвовать, и я прилежно выполняла порученные мне маленькие задания, особенно, если они выходили за рамки поднадоевшей обязанности приводить в порядок свои детские книги и игрушки. Но увиливать даже от этой неинтересной обычной работы было нельзя, так же как капризничать за столом, если постная еда не слишком нравилась. Иначе, какой же это пост? Впрочем, ограничения в пище для меня, ребенка, и больной мамы не были строгими. Самая богатая духовными событиями и житейскими предпраздничными впечатлениями, конечно, - последняя неделя перед Пасхой.Два дня общих женских переживаний из-за выпечки куличей испытывали мое детское терпение. Я никак не могла дождаться, когда же тесто, наконец, подойдет сначала в квашне, а потом в формах, когда куличи испекутся и можно будет увидеть,какими они получились, в частности, каким выйдет мой, маленький куличик. Вечером после работы дед растирает сахар с белком, и мы с ним глазируем верхушки испеченных красавцев, выводим с помощью кисточки узорную кайму и буквы Х.В. на подрумяненных боках. В Чистый Четверг, вечером, после двенадцати Евангелий по улицам города растекается ручеек тщательно охраняемых от ветра огоньков; люди несут домой зажженные в храме свечи, чтобы засветить от них лампады перед образами и сделать коптящим пламенем знак креста на верхней притолоке двери. Я очень переживала, удастся ли мне донести до дома мою горящую свечку, помещенную в бумажный фонарик, и, конечно, именно от нее зажгли лампаду в той комнате, где я спала. В Страстную Пятницу днем меня берут на короткую, но запавшую в душу службу. Убранная белыми, только белыми, цветами середина церкви, куда вынесли Плащаницу. Чтобы приложиться к ней, многие с утра не принимают пищи. В Великую Субботу, до самой пасхальной ночи, люди будут подходить и молиться у Плащаницы, и мы с дедом еще раз прикладывается к ней, когда приходим святить кулич. А сколько радости, сколько творческого волнения было пережито в пятницу вечером, когда шел процесс (нет ритуал!) окрашивания пасхальных яиц! Все члены семьи принимали в этом участие, но главным действующим лицом был дед, обладавший даром превращать эту работу в творчество, красивое и значимое событие. Мне предоставлялась возможность соучаствовать в этом священнодействии с самого начала и до конца. Было это и приобщением к традиции, и постижением премудрости, "технологии", если прибегать к современным определениям, и просто очень интересным захватывающим занятием. Сначала мы с бабушкой тщательно мыли заранее отобранные наиболее крупные и крепкие яйца, потом опускали в холодную подсоленную воду для варки. Часть яиц мама обертывала в яркие лоскутки с пестрым рисунком, зашивала сверху в белую тряпочку и варила в воде с уксусом. Линяющий рисунок переходил на скорлупу, создавая с помощью случайных складок материи иногда достаточно неожиданные и декоративные узоры. В это время дед подготавливал стаканы для разведения специальных покупных красок разных цветов, среди которых обязательно должен был быть красный как символ праздника. В каждый стакан опускалась своя ложечка, на которую, чтобы стекло не лопнуло, постепенно наливался кипяток, разводивший всыпанный из пакетика порошок. Сами пакетики, в которых дозировалась краска, были такими нарядными, с изображением пасхальных зайчиков, что жаль было их выбрасывать. Я собирала эти бумажные мешочки и играла потом с ними в "магазин". Тщательно вытертые или успевшие обсохнуть яйца ложечкой опускались в стаканы и осторожно переворачивались в них для равномерности окрашивания. Мне, конечно, хотелось делать сразу все: следить за тем, получилось ли яйцо желаемого цвета, опускать в стакан новое, натирать готовую продукцию промасленным кусочком марли для придания блеска. От последнего, правда, пришлось отказаться, так как руки манипулирующего с красками не должны быть жирными. На некоторые светлые яички я перевожу картинки соответствующего празднику содержания, а отец - специалист по изготовлению "мраморных". Он вступает в свои права, когда окрашивание в разные цвета уже закончено. В освободившиеся стаканы наливается по несколько капель растительного масла, которое тщательно размешивается. Яйцо опускается попеременно в разные краски и получаются причудливые, действительно, похожие на мрамор цветные узоры. Бабушка попыталась возродить деревенскую традицию окрашивания в луковом пере, но она не выдержала конкуренции с многоцветной симфонией, созданной с помощью более современных технологий. Не лишенный художественных способностей, отец процарапывает на ярких яичках веточку вербы, узорные ободочки и буквы Х.В. Получается целая корзинка сказочно красивых, разнообразных пасхальных яиц. Писанки, мраморные, окрашенные в тряпочках и яркие красные предназначаются для украшения стола и подарков - взаимного обмена с теми, кого будем поздравлять с праздником. Мы отбираем те, что будем святить вместе с куличом, а остальные будут составлять часть пасхального угощения. При этом можно будет поиграть в "битки": выбрать (а это надо уметь) яйцо покрепче и, если оно разобьет другое, зажатое в руке соперника, то ты выиграл. Дед с бабушкой рассказывали, что в России на Пасху мальчишки обычно набирали полные карманы крашенных яиц и шли "биться" со сверстниками. Кто-то возвращался с пустыми карманами, а кто-то с "барышом". Можно было также выиграть или проиграть, катая яйца на деревянной горке. У меня была такая для деревянных игрушечных яиц. После этой радостной суеты наступает Великая Суббота. В этот день у взрослых чувствуется взволнованное напряжение (все бы успеть!), а для меня наступает по-детски трепетное ожидание праздника. Постный завтрак. Дед возвращается от литургии Василия Великого, рассказывает о торжественной службе со сменой облачения у духовенства и всех церковных покровов с черных на белые. Дома завершаются последние приготовления, наносятся последние штрихи к праздничному убранству квартиры, гладятся белые рубашки и белые шарфы для мужчин, нарядные женские платья. На кухне идет производство блюд и закусок для пасхального стола, а главная забота - сотворение сырной пасхи в специальной деревянной, напоминающей пирамидку, форме. У нас ее делали с апельсиновыми цукатами, очень нежной из идеально растертого творога. Вечером в субботу мы с дедом несем святить кулич, окруженный крашенными яйцами. В церкви у заставленного пасхальным изобилием стола и в ожидании священника я ревниво оцениваю, как выглядит принесенный из дома кулич по сравнению с другими. Конечно, он не хуже большинства, и даже украшен лучше многих. И тут происходит эпизод, значение которого я до конца осознаю только через много лет, в своей взрослой жизни. Элегантная молодая женщина с нарядно одетой девочкой развязывают, красивую корзиночку с огромным куличом, верхушку которого поверх глазури украшает сахарный барашек, поразивший мое детское воображение. Мне страстно захотелось такого же на свой кулич. Я видела в свечном ящике похожие сахарные фигурки, которые можно было купить, и тут же обратилась к обычно баловавшему, меня деду. Но он внимательно посмотрел на меня и предложил сделать выбор: либо приобрести вызвавшее мою завись украшение для кулича, либо отдать те деньги, которые оно стоит, чисто одетой старушке, скромно стоявшей на паперти и стеснявшейся протягивать руку. У нее, вероятно, вообще нет никакого куличика. Я чувствую, что краснею, так как принять решение, которого ждет от меня дед, совсем не просто, но, выходя из церкви, протягиваю выданные мне денежки вместе с крашеным яичком светло улыбнувшейся старушке. Мне становится легко и радостно. По дороге домой встречающиеся знакомые поздравляют с наступающим праздником. Уже чувствуется его приближение. Скорее бы пасхальная ночь! Перебрав в памяти все воспринятое и пережитое за последнее время, я все-таки засыпаю и пробуждаясь от звонка в дверь и радостных голосов. Это дед возвратился от заутрени. Кубарем, прямо в пижаме, кидаюсь к нему в объятия: должна же я первой с ним похристосоваться. У мамы и бабушки просветленные лица. Дед торжественно троекратно лобзается с каждой. Накрытый стол ждет, а я уже верчусь около в нарядном платье. Папа придет позже, отстояв обедню. Начинаем трапезу с освещенных кулича и яиц. Потом легко закусываем праздничными деликатесами, мне даже "как взрослой" дают глоточек легкого красного вина. Дед делится своими переживаниями от заутрени.Назад к списку